Романова Елизавета Сергеевна (1922-2000)

Елизавета Сергеевна родилась в 1922 году в станице Успешной Азово-Черноморского края. В 1939 году поступила учиться на исторический факультет Смоленского педагогического института.

В 1941 году добровольно вступила в ряды Красной Армии. Служила медицинской сестрой в госпитале, в медицинском санитарном батальоне, затем военным переводчиком.

После демобилизации окончила отделение английского языка Ярославского педагогического института.

С 1952 года работала в Старооскольском, затем в Белгородском государственном педагогическом институте на кафедре русского языка. Вела курсы языкознания, диалектологии и старославянского языка.

Награждена орденами «Отечественной войны II степени», «Красной Звезды», «Знак Почета», медалью «За отвагу», значком «Отличник народного просвещения», имела 9 благодарностей Верховного Главнокомандующего, в том числе за освобождение Белгорода.

Из воспоминаний Елизаветы Сергеевны Романовой

Казалось, можно ли делать открытия для себя самой в своем собственном прошлом?

Позвонили, настойчиво пригласили принять участие в вечере воспоминаний. Воспоминать … Я забыть не могу! И за неделю о торжества, перебирая прошлое, выбирая, что рассказать, успею нагореваться… А потом, в течение отведенных мне минут, насмотрюсь как в зале украдкой поглядывают на часы. А мне страшно за них, томящихся в ожидании танцев: что-то им доведется рассказать через сорок с лишним лет?

21 июня в субботу, мы сдали какой то экзамен – я заканчивала второй курс Смоленского педагогического института, и я выключила дома радио, чтобы в воскресенье подольше поспать. Встали мы поздно, я сидела за столом и что-то ела, вошел отец и сказал: «Началась война с Германией». Оказалось, что уже в течение нескольких часов бомбили наши западные города, граница была нарушена. На другой день к вечеру бомбили уже наш город. Все пережитое в эти дни трудно рассказать кратко, каждая мелочь залегала больно и ярко в душе и в памяти.

На первом и втором курсах мы занимались в вечерние часы медподготовкой, и у нас у всех были дипломы медицинских сестер. 25 июня я подала заявление в военкомат с просьбой призвать меня в армию. Моя мама в годы гражданской войны служила медсестрой в Красной Армии, и я не представляла себе, что можно поступить как то иначе. В военкомате было очень много молодёжи, многие из нашего института. 27-го в нашем почтовом ящике я нашла повестку из военкомата. Отец уже ушел в ополчение. Я простилась с мамой, маленьким братом и ушла в военкомат. Там мне дали направление в Смоленский окружной эвакогоспиталь. Явилась туда и в этот же день вместе с другими отправилась сопровождать эшелон с ранеными в Вязьму. Раненых сдали, мы поехали обратно – это была первая ночь, когда я, городская избалованная девочка, спала на голых досках товарного вагона. На исходе ночи, подъезжая к городу, мы увидели, как в голубых предрассветных сумерках, огромной свечой на горах полыхает наш родной город. Мне разрешили сходить домой. Я шла посредине улиц, с обеих сторон сыпались искры и падали головни из горящих зданий. Маму с братом я уже не застала – лишь короткая записка: «Уходим на восток, береги себя, целую». Эта записка долгие годы лежала у меня в кармане гимнастерки.

Госпиталь вывели за город, но и там нас бомбили. Помню, как завыла сирена, и способные ходить раненые побежали в самодельные укрытия. В палатах оставались те, кто не мог ходить. В моем коридоре было четыре палаты. Я ходила по коридору и, открыв все четыре двери, чтобы всем было слышно, громко-громко говорила что-то вроде: «ничего, ничего, сейчас все это кончится». Выли немецкие мессеры, грохотали взрывы, падали оконные стекла, я думала: «Вот какой я молодец», – и вдруг увидела в зеркале свое лицо: оно было белее больничных стен. И только тут я поняла как мне страшно. Вдруг я услышала, что кто-то, кажется, поет на лестничной площадке. Я открыла стеклянную дверь. На ступеньке лестницы сидела нянечка, которая перед бомбежкой начала мыть полы. Сейчас она, нагнувшись, чтобы ее было слышно и на первом этаже (здания были деревянные, двухэтажные), громко пела какую-то песню. Я стала заходить в палаты и подтаскивать кровати ближе к двери, чтобы неподвижным больным был слышен голос этой смелой пожилой женщины.

Приходилось нам в те дни выезжать к разбомбленным эшелонам, в которых эвакуировали с запада раненых и семьи военнослужащих… Мудрено ли, что так трудно, так неохотно вспоминаешь войну, когда просят о ней рассказать.

14-го июля ночью нам подали машины. Мы грузили раненых. Запомнилось, как начальница госпиталя посадила в одну из первых машин со старой санитаркой свою маленькую дочь. Сама она выехала с самыми последними машинами. Нашла ли она свою дочь? Ведь в дороге нас ждали новые атаки немецких самолетов, ждала страшная днепровская переправа. впереди были долгие лета и зимы войны. Только когда началась война, мы в полной мере поняли, оценили, как хорошо мы жили до этого.

Мне пришлось служить в качестве медсестры, а затем военного переводчика в действующих частях Западного, Северо-Западного, Степного, II Украинского фронтов. Теперь самой не верится, что я прошла пешком от Дорогобужа до Серпухова, от Харькова до Ясс. Была в Румынии, Польше, Германии, Чехословакии.

Меня несколько раз просили написать в нашу газету о войне. Писать об этом, поднимать воспоминания, вовсе не легко. Я несколько раз «отразила атаки» наших корреспондентов, обладающих типичной журналистской хваткой. Но когда в качестве корреспондента газеты ко мне обратился Сергей Николаевич Соколов, человек с которым мы проработали более полутора десятка лет, бывший ректор нашего института, ныне заведующий кафедрой литературы – тут упорствовать было просто неприлично.

О войне можно говорить очень и очень долго, есть много интересного и значительного, что стоило бы знать молодым. Но главное состоит в одном: нужно крепить наше государство, крепить его материально и духовно.